Каждый год 19 марта бывших узников концлагеря под Озаричами тянет на болото, где их жизнь висела на волоске. В этот день в 1944 -м их освободила Красная Армия.
В нашей деревне на сегодня таких осталось всего четверо. Женщины, несмотря на серьёзный возраст, готовы были ехать и в этом году. Но эпидемиологическая ситуация не позволила этого сделать. И в прошлом году я уже ездила без них.
Пусть в Озаричах не было, как в Бухенвальде, крематориев, но собрать на болоте под открытым небом детей, женщин, стариков, огородить их колючей проволокой, заминировать тропы, без еды, воды, тепла, вперемешку с больными тифом, умершими - это разве не лагерь?
Цель - затормозить наступление Красной Армии.
Воевать надо с армией, а не с мирным населением.
11 апреля - Международный день узников концлагерей. И это ещё один повод вспомнить рассказы тех, кто пережил этот ужас лично.
Рассказ Петровой (Тозик в
девичестве) Ольги Николаевни,02.01.1944 г.р., жительницы д. Дуброва, бывшего
малолетнего узника Озаричского концлагеря.
Петрова Ольга Николаевна, 02.01.1944 г.р.
“Мне тогда было всего 2 месяца от роду. Всё, что знаю со слов моей матери Тозик Прасковьи Иосифовны.
Тозик Прасковья Иосифовна, 07.01.1922 г.
Мама так подробно и
часто рассказывала, что я будто сама всё это видела своими глазами, хотя в силу возраста собственных воспоминаний у меня нет.
Со слов моей мамы. Молодая она была, 20 лет. Жила в деревне Казанск Калинковичского
района.
Сначала маму чуть в Германию не угнали. Спасло, что у неё на руках была я. Немецкий офицер сперва
не поверил, что ребёнок её. Пришлось ей ему доказывать, достала грудь и стала
кормить. Потом вместе с односельчанами попала на болото под Озаричами. Вместе с соседми сделали
будан (шалаш) из постилок, чтобы хоть как-то укрыться от ветра, дождя и снега. Сколько дней на том болоте сидели, она не помнит. Вроде, не так и долго, но
я уже и не плакала, обессилела, только скулила тихонько, как больной щенок.
Когда лагерь освободили, мама не пошла через санпропускник, а направилась лесом через Новосёлки в
свою деревню. В лесу её встретил конный патруль. Она давай проситься: “Слабае
зусім дзіця, не вытрымае тае санапрацоўкі”. . . Может, она и правда, не
надеялась уже, что я выживу. Солдат сказал: “Ну, тогда так - ты меня не видела,
а я тебя”. Пошла она дальше. На дороге нагнала её попутная военная машина. Сил
идти уже не было. Красноармеец хотел взять её в кабину, а поклажу забросить в
кузов. Только он размахнулся, чтобы перекинуть узел через борт, его остановил крик: “Ой, там жа дзіця!”. Тот тихонько положил ношу с живым грузом на землю…
Так она добралась в родную деревню. В их хате размещался военный госпиталь.
Врач осмотрел меня и сказал: “Тифа нет, сильное истощение”. Так и осталась мама со мною
при госпитале- постирать, прибрать. Вскорости в другом госпитале умерла от
тифа её родная тётка Гарпина, родная сестра её матери (Метлушко Георгина Фёдоровна, 1881 -19.03.1944). На похороны маму не отпустили,
боялись инфекции.
Я набиралась сил, стала улыбаться. Раненые раздобыли где-то детскую красную
шапочку. Мама вспоминает, все так и звали меня “Красная шапочка”. Вырастила меня мама, отца убили ещё до моего рождения.
Там в лагере вместе с нами была соседка наша тётка Агапка. У неё была дочка Таня, 4 -х лет. На болоте умерла мать Агапки… Когда лагерь освободили, народ двинулся к выходу, Агапка пошла со всеми. Девочка осталась возле умершей бабушки. Потом рассказывали, внучка ползала возле бабушки, пальчик у неё обмороженный был. Таня плакала, звала мать, и просила у бабушки есть, не понимая, что та не спит, а умерла. Тётка Агапка не знает, почему так поступила? Побоялась забот по похоронам? Потрясение от всего пережитого? Заторможенность от голода и холода? Может, не здорова была???
Потом, после войны она искала
свою оставленную в лагере дочь. Брат её Никифор ездил по детским домам, но девочка так
и не нашлась.
Записано дочерью Петровой О.Н, библиотекарем Бусел Л.Ф. в 2000 году, д. Дуброва, Светлогорский район, Гомельской, Беларусь.
Успаміны жыхаркі вёскі Дуброва Бусел Таццяны Кузьмьнічны, 1936 года нараджэння, былога непаўналетняга вязня канцлагера
Азарычы.
Бусел Татьяна Кузьминична, 1936 г.р.
Кожны год 19 сакавіка цягне мяне на тое балота, дзе жыццё магло скончыцца.
…Як ляжалі у хатах у Вяжнах на палу ўпокаць, радамі. Немцы адчыняць дзверы і паверх галоў страляюць. А мы такія
абыякавыя, хоць пабіця нас тут усіх, ніхто не ўстае...
… Як везлі нас, так памятаю, сільна завідавала на машынку швейную і падушкі
пуховыя, што везлі на вазах. Дарма, што дзіця, а разумела… Людзі ж не
ведалі куды іх гоняць, нават цеста ў дзежцы ўчынянае везлі.
Жылі мы тады ў вёсцы Карма
Акцябрскага раёну. Мне было амаль 8
гадоў,
калі нас з мамай забралі ў лагер. Балота, мох, дрэў не было, кусты. Вогнішча не дазвалялі распальваць. Каб хоць
што было над галавой, людзі майстравалі курані, масцілі лапнік на мох, каб не ў вадзе. Памятаю, што курэнь наш быў блізка каля дроту. Мама пайшла з кацялком вады чыстай ў
пельцы набраць, ці снегу чыстага за дротам дастаць. А паліцай, рускі, з бляхаю такою, гаворыць: “Часы давай залатыя за ваду.”
Маці: “Ах, ты, злодзей. Я і прастых часоў у сваім жыцці не бачыла, не тое што
залатых. Нас на смерць прывезлі сюды, а ты…”. Не было з чаго будаваць курэнь, кусты ўсе і тыя абламаныя. Дык немяц
накланяў галіну, каб я магла праз дрот дастаць ды адламаць. А паліцай стаяў,
не пазіраў нават у наш бок...
Аднойчы я заўважыла ў лесе вайскоўцаў. Яны былі ў нямецкіх плашчпалатках. Пабегла да мацяры: “Мама, мама, разведчыкі рускія!”. Маці
гаворыць “Гаўно ты курынае, яна ведае
рускіх разведчыкаў?! Маўчы!” Але, сапраўды, гэта была наша разведка. Яны
перадалі, каб чакалі, не лезлі праз дрот, бо вакол усё замініравана … Потым памерлых загадалі пакінуць на месцы, а хто не можа
ісці сам, выводзілі вайскоўцы. Малых,
зусім слабых, выносілі на руках, на насілках. Памятаю, як салдат наперадзі зачапіў нейкую міну, ці гранату - жоўтую такую,
з крылцамі бліскучымі, яна вісела на
дрэве. Салдат паспеў крыкнуць: “Ложись!”
, і грымнуў выбух… Маці маю параніла, зубы выбіла, твар пакалечыла…
Асабліва многа людзей памерла ў лагеры ў апошнюю, перад вызваленнем, ноч.
Прымарозіла і выпаў снег. Холмікі прыцярушаных снегам цел засталіся на зямлі…
Дамоў мы адразу не трапілі.. Казалі, там яшчэ фронт.
Давезлі да Кабульшчыны, далей не
пусцілі, сказалі лінія фронта блізка, немцы
ў Карме. Хлеба са згушчонкай даў
нам ахвіцэр. Адна маленькая зорачка на пагонах у яго была, малодшы лейтэнант. Пытае
у майго дваюраднага брата: “ Ваня, кто тебе глаз подбил?”. Той сазнаўся: “Насця, сястра стукнула”.. Прызнаўся, што за хлеб пабіліся. А ў ваеннага слёзы ў вачах, мабыць сваіх дзяцей прыгадаў-ўспомніў, а мо страшка гэта,
каб дзеці за хлеб бьюцца.. Мы адказваліся есці. “Не будам, - гаворым, - бо там яшчэ ў зямлянцы ёсць галодныя нашы”. Далі тады салдаты нам яды і з
сабою, усіх накармілі, толькі кацелкі вярнуць загадалі.
Павезлі нас назад, апынуліся мы ў Каленкавічах, у нейкай школе сядзелі, бо
памятаю вялікія вокны.. Тут моцна бамбілі. Страшна было.
Памятаю, што кармілі нас нейкай пахлёбкай, якая моцна аддавала бензінам...
Ваенны кухар варыў абед для лётчыкаў,
недалёка размешчаўся ваённы аэрадром. А мы, дзеці, пайшлі, назбіралі кайстру
шчавеля і прынеслі яму. Атрымаўся вельмі смачны суп. Упрасілі салдата з сабой
узяць, вельмі ж хацелася нам вясковым дзецям, на самалёты паглядзець. Прыехалі, а там начальнік, як закрычыць: "А это что
такое? А если налёт? Быстро убрать детей с поля!". Але хуценька ў той
самалёт усёж-такі зазірнулі...
Столькі гадоў прайшло, а тое ўсё помніцца, як учора было.
Бывае, што было недаўна забываю, а тое….
Записана библиотекарем Людмилой
Бусел, 2005 г. д. Дуброва
Эти женщины - не просто очевидцы, а живые свидетели той страшной Великой Отечественной войны. Все они уже в достаточно мудром возрасте. И нам нужно слушать их, запоминать и рассказывать следующим поколениям.
Комментариев нет:
Отправить комментарий