Озаричи… Есть, наверное, люди, которым это
слово ни о чём не говорит. Для тех же, кто провёл 10 дней за колючей проволокой
на Озаричском болоте, оно запомнилось навсегда. С детства знакомо
оно и мне, ведь мои бабушка и мама были там тогда, в марте 1944 года. И я чётко
понимаю, что не выживи они тогда, меня просто не было бы…
С двух сторон возле памятника организаторы
предусмотрительно поставили скамейки и сиденья для бывших узников. Тех, кто был
тогда в 1944 –м там в лагере, видно было сразу. Глаза выхватывали из огромной
толпы заплаканные глаза, трясущиеся руки с платочками, согнутые старческие
фигуры, многие с палочками и цветочками. Одна женщина была с ходунками. К ним
особый интерес у представителей СМИ. Но им вспоминать и переживать заново нелегко...
Потом выступили: генеральный прокурор республики Беларусь Андрей Швед, председатель Гомельского облисполкома Иван Крупко, бывший несовершеннолетний узник и учитель истории Антоновской школы.
Возложили венки и цветы.
Традиционно я приношу, кроме цветов, мягкие игрушки и конфеты, в
память о детях, чья жизнь закончилась в этом болоте…
В зоне прозрения - четыре гранитных камня,
символизирующих четыре года оккупации Белоруссии. На камнях увеличенные копии архивных фотографий, сделанных после освобождения лагеря.
На чёрном мраморе строки из поэмы светлогорской
поэтессы, уроженки этих мест Софьи Шах как крик из вечности:
“Дасюль
яшчэ хварэе тут балота,
Пакутуе
яго ўся глыбіня.
У
кожным дрэве -
Памяць
вечным гнётам,
Яна
не ў кронах, а – у каранях.
Тут
- што ні цень, то дрогкі прывід нейчы.
Імкне
пра здзекі-скрухі нагадаць,
Што
ні знак, то боль нечалавечы
І
жах такі, што лепей памаўчаць”
В этот раз я сопровождала односельчанок, бывших несовершеннолетних узниц – Петрову Ольгу Николаевну и Друзик Марию Павловну, одной было тогда два месяца, второй шесть лет. (Их рассказы прикреплю внизу поста).
Зашли мы в
музей жертв Озаричского концлагеря.
Женщины, увидев экспозицию, стали плакать. «Гэта і мы так сядзелі на
снезе… закутаныя,
замотаныя, каб цяплей”...
19.03.2024. аг. Дуброва, Людмила Бусел.
Рассказ Петровой (Тозик в
девичестве) Ольги Николаевни,02.01.1944 г.р., жительницы д. Дуброва, бывшего
малолетнего узника Озаричского концлагеря, уроженки д. Казанск Калинковичского
района
“Мне тогда было 2 месяца от роду.
Всё, что знаю со слов моей матери Тозик Прасковьи Иосифовны” Со слов моей мамы.
Сначала маму (Тозик Правковью, 1922 г.р.) чуть в Германию не угнали. Спасло, что я у неё грудная была на руках. Немецкий офицер сперва
не поверил, что ребёнок её. Пришлось ему доказывать. Мама вынула грудь и стала
кормить. Потом вместе с односельчанами попала на болото под Озаричи. Сделали будан
из постилок, чтобы хоть как-то укрыться от ветра, дождя и снега. Сколько они на том болоте под открытым небом
сидели она не помнит. Вроде, не так и долго,
но я уже и не плакала, обессилела, только скулила тихонько, как больной
щенок. Дед Ян Камыш ходил по округе, бураки мерзлые принёс, накопал где-то.
Когда лагерь освободили, не пошла
через санпропускник, а лесом через Новосёлки в свою деревню направилась.
В лесу её встретил конный патруль. Она давай проситься: “Слабае зусім дзіця, не
вытрымае тае абработкі”. . . Она и правда, не надеялась уже, что я выживу.
Солдат сказал: “Ну, тогда так - ты меня не видела, я - тебя”. Пошла она дальше.
На дороге нагнала её попутная военная машина. Красноармеец хотел взять её в
кабину, а её узел забросить в кузов. Его остановил вскрик: “Ой, там дитя!”. Тот
тихонько положил узел на землю…
Так она добралась домой в Казанск. В их хате размещался военный госпиталь.
Врач осмотрел меня: “Тифа нет, сильное истощение” (дистрофия, сказал). Так и
осталась мама со мною при госпитале, постирать, прибирать. Вскорости в другом
госпитале умерла от тифа её родная тётка Гарпина, родная сестра её матери. На
похороны маму не отпустили, боялись инфекции.
Я набиралась сил, стала улыбаться. Раненые раздобыли где-то красную
шапочку. Мама говорит, все так и звали
меня “Красная шапочка”.
(Записано дочерью, библиотекарем Бусел Л.Ф. в 2000 году, д. Дуброва).
Друзик Мария Павловна,
1937 г.р. уроженка д. Тумаровка, жительница д. Дуброва.
Бывшая малолетняя узница
концлагеря Озаричи. «Усё помню, а расказаць не ўмею. Мы былі разам з маці ў
лагеры. Там нас пераводзілі з месца на месца. Памятаю, як моцна збілі аднаго
мужчыну з Краснаўкі за тое, што расклаў вогнішча. У яго пяцера дзяцей было…»…
Браты мае старэйшыя па гадах за мяне. Пятро з 1930 года. Брат Рыгор быў з 1934,
а я з 1937 –ага, яшчэ і меньшы брат быў. Як у лагеры былі, хлопцы хадзілі па
хлеб.. яго зрэдку кідалі праз агароджу.. Людзі кідаліся да кулід, а немцы
стралялі ў паверх, пацяшаліся… Маці колькі потым жыла, столькі прычытала па
хлопцах… “Вось, каб я іх з госпіталя не забірала, моб выжылі” Мяне маці
закруціла ў світу, цёпла ўкутала, а браты лягчэй адзетыя былі, прастылі,
захварэлі і недоўга пасля лагера пражылі, памерлі… З лагера іх салдаты
выносілі… Потым – шпіталь ваенны. Але маці іх забрала, пабаялася кінуць там…
Дадому, як фронт крануўся, дабраліся. Пахаваныя яны ў Тумараўцы…
Як вызвалілі нас, хто мог ісці, ішоў сам… Сцежка вузкая, па баках – часікі бліскучыя,
то міны былі. Салдаты папярэдзілі: “Са сцежкі не сходзіць! Замініравана!”. Там
адны пайшлі праз лес у Гарохавішчы, падарваліся, дачку параніла …
Самалёты леталі, як у лагеры былі.. Брат казаў, што салдаты фатаграфалі
нас…
У Мармавічах мы стаялі ў хаце. Іванам гаспадара звалі, з вачамі нешта ў яго
было.. Аўдоцця гаспадыня…
У баню хадзілі… Салдаты тапілі. Ішлі назад, я галавой ледзь на боты
кірзавыя не наткнулася… Павесілі паліцая на дрэве… Тыя боты кірзавыя і зараз перад вачамі…
Жылі ў землянках, побач шлях.. (Мне здаецца каля Кабыльшчыны), а па ім
-салдаты, пушкі, машыны, танкі едуць.. Мы бегалі з кацелкамі есці прасіць… Две
сястры з Гарохавішчаў былі з намі. Аднойчы ішла калонна вайскоўцаў.. Адзін
пазнаў сваіх дачок, кінуўся да іх.. Сядзеў на пеньке, плакаў…
У мяне на галаве скула села, вошы здаровыя па нас поўзалі… Моцна балела
скула (гнайнік, чыр), я хустку зняла, ды к сонейку галаву…
(Запісана Бусел Людмілай Фёдараўнай сакавік, 2019 г.).
Комментариев нет:
Отправить комментарий